— Вы приехали как раз вовремя, месье Буало де Ростиньяк, — деревянным голосом объяила она. — Проходите в дом, сейчас я приготовлю ванную комнату.
— У вас что–то намечается? — засовывая плеть за голенище ботфорты и переступая порог здания, поинтересовался молодой мужчина. Его внимание привлек праздничный, в сверкающей бижутерии, чепчик и большая брошь из фальшивых драгоценных камней на плоской груди консьержки.
— Ваш дядюшка решил устроить прием в честь вашей помолвки с мадемуазель Сильвией д, Эстель. Будут приглашены ее родственники и все солидные люди нашего городка.
— Ах, вот зачем он вызвал меня из Парижа.
— А вы разве не догадывались?
— Но это мероприятие никуда бы не убежало, — молодой мужчина криво усмехнулся, уже в прихожей обернулся и приказал женщине. — Франсуаза, скажите конюху, чтобы он отвел моего жеребца на конюшню и задал ему овса.
— Все будет исполнено, месье Буало, — щелкая задвижкой, отозвалась консьержка. — А сейчас поднимитесь на второй этаж, ваш дядюшка наблюдал за вами из окна, он находится в своем кабинете.
— Вот как! — удивился приехавший, пожевав губами, пробормотал как бы про себя. — Впрочем, любопытство у него всегда было на первом месте, если исключить неискоренимую тягу к собирательству.
Пройдя к огромному зеркалу в не менее обширной прихожей, выложенной мозаикой из итальянского мрамора, стройный красавец снял шляпу и выпустил на волю копну вьющихся каштановых волос, затем взял с покрытого темным лаком старинного трюмо костяной гребешок и принялся неторопливо расчесывать крупные завитки. Золотая цепь на груди отозвалась волнами света, отразившимися в глубине таинственного стекла, их просекли длинные отблески от крупного бриллианта в перстне. Весь облик молодого человека как бы оделся в лучистое сияние. Покончив с расчесыванием, он клетчатым платком стер с лица дорожную пыль, припудрил щеки из пудренницы, находившейся здесь же, и резво взбежал по мраморным ступеням лестницы на второй этаж. Дверь в кабинет хозяина дворца была приоткрыта, кроме голоса дяди оттуда доносилось ворчание тетушки, молодящейся старухи с буклями и с древним корсетом под распертым железными обручами платьем. Кавалер знал о ее причудах, она ни за что не желала отказываться от моды из своего времени, предпочитая всякие ухищрения из тяжелого железа так называемому свободному стилю с рюшами и многочисленными складками. Любила она и украшения с крупными драгоценными камнями. Вот и сейчас прикрытую мелкой шелковой сеткой ее грудь украшало ожерелье из крупных сапфиров с аметистами, среди которых затесались кроваво–красные зерна граната. Из–под громоздкой прически с алмазной заколкой сбоку выглядывали длинные бирюзовые серьги по тысяче экю каждая, а на сложенных на животе руках посверкивали несколько перстней с крупными бриллиантами и опалами с радужной игрой цветов. Камень опал служил для тетушки своего рода талисманом, иногда она разглядывала в его глубине картины из прошлого и будущего всей семьи, о чем немедленно становилось известно всему городку. На левом запястье красовался браслет из винно–желтого топаза. Образ восседавшего за громоздким столом дяди тоже был покрыт золотым сиянием, скорее всего, он облачился в свой официальный мундир. Молодой мужчина прислушался, сановные родственники вели беседу ни о чем. Понаблюдав за ними некоторое время и не выловив в их речи никакой для себя информации, он громко покашлял и распахнул дверь пошире. Представители старинной династии де Ростиньяк повернули к нему головы и почти одновременно воскликнули:
— О Буало, наш самый желанный племянник! Проходи скорее в комнату, мы устали тебя ждать. Как ты доехал?
— Прекрасно, дорогие мои тетушка и дядюшка, — вышагивая по толстой ковровой дорожке к столу, постарался скорым ответом прекратить поток вопросов мужчина. — Как только русские полки покинули нашу страну, так сразу на дорогах Франции наступили тишина и спокойствие. Разбойничьи отряды куда–то исчезли как по команде.
Он поцеловал руку облобызавшей его в щеки и в лоб тетушке, затем обнялся с сияющим орденами, вышедшим из–за стола дядей. Отметил про себя, что носящий звание пэра Франции солидный родственник по прежнему полон сил и энергии.
— Я с тобой почти согласен, Буало, беременных женщин у нас и правда стало заметно меньше, хотя ограбить могут и сейчас. Тем более, что на страну надвигаются события, по значимости не уступающие тому жестокому времени, — засмеялся хозяин кабинета, он звякнул драгоценным металлом орденов и с откровенным восхищением отступил чуть назад. — Как ты возмужал! Кажется совсем недавно ты бегал под этим вот столом в клетчатых панталонах и с мягкими кудряшками по плечам, а сейчас при родовой шпаге гвардеец его величества короля Франции, несмотря на то, что на дворе господствует Вторая республика. Но вряд ли этот строй продержится долго, — с усмешкой добавил он. — Скоро он должен уступить место императорскому правлению. Об этом говорит все, в том числе волнения народных масс, недовольных порядками.
— Мне тоже кажется, что Франция до республики еще не созрела, — машинально трогая отмеченный именной надписью серебряный эфес, с улыбкой развел руками в стороны мужчина. — Время, дядюшка, оно бежит неумолимо. Спасибо Иисусу Христу и деве Марии, что оно пощадило вас, моих бессменных благодетелей, вы оба по прежнему хорошо выглядите.
— Ну что ты, Буало, мы все чаще просматриваем счета похоронного бюро, — отмахнулась старуха. — Не все же накопленное забирать с собой в могилу, надо хоть что–то оставить и своему потомству,
— Разве похоронные услуги так сильно подорожали? — расхохотался племянник. — Тетушка, я желаю вам прожить до ста лет и еще один год для того, чтобы успеть осмыслить прожитое.
— Прекрасное пожелание, — почмокал полными губами дядя. — Я бы тоже при случае не отказался его услышать.
— А я подарил тост вам обоим, дорогие мои родственники, я просто не мыслю вас одного без другого.
— Спасибо, наш милый племянник, мы этого не забудем.
Когда волнение встречи осталось позади и тетушка захлопнула за собой массивную дверь, дядя указал на старинный диван возле стены и пригласил родственника устраиваться на нем поудобнее. Он редко изменял привычке работать в кабинете в плотном турецком халате с широкими отворотами и в глубоких мягких тапочках, надвинутых на желтые шелковые чулки на ногах. Но сейчас выше среднего роста худощавый и седой мужчина был облачен в мундир государственного служащего с позументами по воротнику и обшлагам, с золотыми эполетами с кистями на плечах. Весь его облик говорил о том, что носящий титул герцога импозантный мужчина занимает высокий пост мэра небольшого до поражения императора Наполеона, но потом здорово расстроившегося и процветающего, французского городка. Седые бакенбарды обрамляли правильное лицо, изборожденное мужественными морщинами, они почти соединялись с аккуратно подстриженными усами, вознося обладателя благородного образа в ранг или отважного полководца, добывшего для своей страны немало побед на полях сражений, или крупного государственного деятеля, сломавшего не одну шпагу в дипломатических поединках. Из–под штанин выглядывали носки кожаных ботинок на высоких каблуках. Вообще, вся фигура дяди дышала силой и еще не утраченным азартом принадлежащего к «желтым перчаткам» вальяжного светского льва. Откинувшись на спинку дивана, он забросил ногу за ногу и повернулся к племяннику, присевшему рядом с ним: